|
Материалы семинара "Отсрочка для Эйнштейна"
 1 ноября 2005 года Молодежное движение ДА! было организатором семинара «Отсрочка для Эйнштейна». Приглашенными экспертами были:
1. Александр Гольц, военный обозреватель Новой газеты и Ежедневного журнала
2. Виталий Цымбал, ведущий научный сотрудник Института Экономики Переходного Периода
3. Сергей Кривенко, председатель коалиции За демократическую АГС
4. Татьяна Кузнецова, координатор межрегионального движения Солдатские матери
В рамках подготовки к Антипризывному маршу 10000 в беседах с людьми периодически вновь поднимаются вопросы о том, насколько действительно необходим переход на профессиональную армию, в том числе и насколько это возможно с точки зрения экономики. Представляем вам некоторые материалы нашего семинара, которые, надеемся, помогут разобраться в этом вопросе.
Александр Гольц, военный эксперт: выступление на семинаре «Отсрочка для Эйнштейна»
То, почему в современной России последовательно проваливаются в попытки провести военную реформу нельзя, на мой взгляд, понять не оценив, какое влияние милитаристские стереотипы на российскую элиту. Эти стереотипы оказались гораздо более живучими, чем, скажем коммунистические идеи. Дело в том, что милитаризм был сущностью советского государства.
Эту сущность предельно ясно выразил один из создателей Красной Армии Михаил Фрунзе утверждавший, что «сознание каждого… должно быть пропитано мыслью, что положение осаждаемой крепости, каковой до сих пор являлась наша страна, не прошло и не пройдет, что энергия и воля страны должны быть направлены по-прежнему на создание и укрепление нашей военной мощи; что государственная пропаганда идеи неизбежности активной борьбы с нашим классовым врагом должна подготовить ту психологическую среду всенародного внимания и заботливости и попечения о нуждах армии, в атмосфере которой дело строительства наших вооруженных сил только и может идти успешно» .
После такой констатации Фрунзе, по-своему логично, делал вывод: «Мы обязаны поставить под ружье все народы нашего союза, превратить союз в вооруженный лагерь. Это должна быть задача не только военного ведомства, но и гражданского аппарата, советского, профессионального, партийного» .
Следует признать, что, унаследовав от российской империи милитаристскую традицию, большевики сделали милитаризм основой советского государства. На протяжении всех 74 лет своего существования Советский Союз представлял собой огромный военный лагерь, живший по законам войны или подготовки к войне. Образование и воспитание были призваны формировать не свободных людей, а солдат (не случайно такое воспитание именовали и продолжают именовать военно-патриотическим). Считалось, что тот, кто не умеет cпоро разбирать и собирать автомат Калашникова, не может и Родину любить. Назначение экономики видели не в удовлетворении потребностей народа, а в способности производить вооружения. Топливно-энергетический комплекс, металлургия и машиностроение, вся промышленность в целом с помощью системы мобилизационной подготовки были точно так же нацелены на военные нужды, как и предприятия девяти оборонных министерств. Именно эта установка на всеобщую мобилизационную готовность и предопределила банкротство советской промышленности, считает известный российский военный эксперт Виталий Шлыков .
Из этого со всей очевидностью следует, что это Вооруженные Силы играли в СССР роль метрополии. Именно они высасывая все ресурсы из как из центра, так и из национальных республик. Любой непредвзятый исследователь без труда обнаружит поразительное совпадение тех теоретических описаний, которые на протяжении полутора веков давались милитаристскому обществу с реалиями СССР. Еще в конце 19 века Герберт Спенсер описывал «воинственное общество» (к которому, замечу, он относил и современную ему Российскую империю), как социальную систему, где «жизнь, свобода и имущество гражданина принадлежат государству, целью которого является война»
В своих эссе Гарольд Лэссвил описывает "государство-гарнизон", в котором «организация экономической и социальной жизни систематически подчиняется потребностям вооруженных сил» . Знакомые черты советского государства и общества обнаружим мы и в характеристиках германского милитаризма, даваемых современными немецкими учеными Герхардом Риттером и Вилфредом фон Бредовым. Так в основе важнейших политических решений советского руководства «лежали военно-технические расчеты, а не всесторонний анализ с точки зрения государственных интересов, а в отношении народа к тем или иным проблемам безусловно доминировали военные подходы» . Вспомним хотя бы решения о вторжение в Чехословакию и Афганистан, которые объяснялись исключительно стремлением обезопасить СССР, исключить появление вблизи его территории баз НАТО и США. Военной же логикой руководствовались те, кто отдал приказ об уничтожении корейского «Боинга».
Артур Вагтс, автор классического труда «История милитаризма», указывает на наиболее опасный источник милитаризма: «Гражданский милитаризм следует определить как безоговорочное принятие военных ценностей, манер, принципов и отношений. Приоритет отдается военным соображениям. Героическое обнаруживается преимущественно в военной службе и в военных действиях, в подготовке к которым и состоит главный интерес государства и на которые должны расходоваться главные ресурсы... Как и милитаристы в военной форме, милитаристы гражданские презирают гражданскую политику, парламентаризм, партии и т.д.» .
Впрочем, у советского милитаризма в то же время есть свои специфические черты и особенности. В его основе лежит представление о том, что войны выигрывают благодаря, во-первых, наличию многомиллионной армии в мирное время, во-вторых, неисчерпаемым человеческим резервам, позволяющим постоянно замещать выбывших солдат новыми, и, в-третьих, способности государства административными методами концентрировать все имеющиеся в стране средства для обороны. Важнейшим элементом российской армии, ее основой и становым хребтом является не офицерский корпус, а плохо обученная солдатская масса, сила которой состоит лишь в способности к постоянному пополнению.
В нынешней России этот милитаризм советской империи, казалось бы, обречен на неизбежное исчезновение, так как лишился основного источника своей жизненной силы — возможности использовать постоянно возобновляемую человеческую массу. Демографическая ситуация в современной России такова, что к концу десятилетия численность юношей в возрасте 18 лет сравняется с количеством солдатских и сержантских должностей в Вооруженных силах. Это означает, что концепция массовой мобилизационной армии не может быть реализована в принципе. Просто мобилизационного ресурса, на который опирались все российские полководцы — от Кутузова до Жукова — не стало вовсе. Кроме этого, у жителей страны появились некоторые гражданские права, и они пользуются ими, стремясь избежать армейской службы. Очевидно и то, что российская промышленность никогда уже не сможет в случае необходимости начать массовый выпуск вооружений в достаточном для оснащения многомиллионной армии объеме.
Перед российскими Вооруженными силами, нуждающимися в модернизации, стоит несколько задач. Главная из них — привести структуру армии в соответствие с типом государства и общества, которые она должна защищать. Однако, на протяжении всех 13 лет существования российской армии генералитету удается сохранять советскую модель Вооруженных сил, пусть и уменьшенную в два (по одним подсчетам) или даже в три (по другим) раза. При этом именно военная реформа — пожалуй, единственная из всех — объявлена еще в 2003 году успешно завершенной . На самом деле она свелась к сокращению численности Вооруженных сил и попыткам, скорее всего не слишком успешным, создать 72 части и соединения постоянной готовности, где, как предполагается, будут служить только контрактники (добровольцы). Эти "реформы" не затронули важнейших коренных принципов устройства Вооруженных сил: комплектования, военного образования, условий прохождения службы. Они оказались не способны обеспечить ни гражданский контроль над Вооруженными Силами, ни перестройку военно-промышленного комплекса. Попытка сохранить советскую военную систему обернулась структурным кризисом и фактическим разложением сегодняшней армии.
Согласно официальным (заметим, очевидно, заниженным) данным, ежегодно растет количество преступлений в армии . Население прекрасно осведомлено о ситуации в Вооруженных силах, поэтому уклонение от призыва в армию стало массовым. По официальным данным, ежегодно от службы уклоняюся 17 тысяч человек . При этом следует иметь в виду, что «уклонистами» военные считают лишь тех, кому удалось вручить повестку и кто потом не явился в военкомат. Однако гораздо больше таких, кто вручения повестки успешно избегает. Только в Москве их свыше пяти тысяч человек, а в России в целом — не менее 50 тысяч . Кроме того, существует гигантская индустрия отсрочек, в нее вовлечены многочисленные вузы, превратившиеся в конторы по выдаче справок, коррумпированные сотрудники военкоматов и медицинские работники. Те же, кто оказался в Вооруженных силах, дезертируют. "Солдаты не просто бегут, а бегут с оружием, оставляя за собой расстрелянных сослуживцев, шлейф других кровавых преступлений", — констатирует Генеральный прокурор Владимир Устинов .
Поразительно, но в российской армии не желают служить и те, кто выбрал военное дело своей профессией. Из Сухопутных войск ежегодно увольняется 15% офицерского корпуса. При этом до 80% первичных офицерских должностей даже в частях постоянной готовности занимают «двухгодичники», выпускники военных кафедр гражданских вузов .
Для того чтобы объяснить, зачем современной России нужна имперская армию сугубо советского образца, военным нужен глобальный противник, и лучше всего на эту роль подходят Соединенные Штаты и Запад в целом. Поэтому вопреки регулярным заявлениям о необходимости расширять военное сотрудничество с США, российская армия по-прежнему ориентирована на противостояние американским вооруженным силам. В «Актуальных задачах развития Вооруженных Сил РФ» подробно говорится о необходимости готовить войска к отражению воздушно-космической операции. Но в мире существует только одно государство, способное такую операцию провести.
Разумеется, никто из российских генералов всерьез не собирается воевать с американцами, но под прикрытием милитаристской риторики легче всего сохранять существующую структуру вооруженных сил, а также не имеющую аналогов в мире военную организацию государства, когда помимо Вооруженных сил военная служба предусмотрена еще в добром десятке министерств и ведомств.
При этом никто и не думает подтягивать российскую армию до уровня американской. Все планы обороны России основываются на идее массовой мобилизации. В стратегические маневры обязательно включаются не только имитационные удары по территории США, но и призыв резервистов. В качестве важнейшего достижения 2002 года Сергей Иванов называл мобилизацию 7,5 тысяч человек (то есть усиленной бригады или дивизии мирного времени) и переброску их на несколько тысяч километров. В 2005 году в ходе беспрецедентных по масштабам командно-штабных маневров «Щит Зауралья — 2005» было задействовано уже 57 тысяч человек.
Деньги (и немалые) на проведение подобных мероприятий приходится отрывать от средств, выделенных на боевую подготовку, Минобороны принципиально важно демонстрировать, что оно способно в час "Ч" призвать под ружье миллионы резервистов. Необходимостью сохранять и поддерживать "мобилизационный ресурс" военное ведомство оправдывает свое нежелание переходить к формированию Вооруженных сил на добровольческой основе. Ведь по логике Генштаба, при отказе от всеобщей воинской обязанности количество резервистов значительно уменьшится, и правительству не удастся при угрозе крупномасштабной войны призвать миллионы людей. Кроме того, военные намеренно игнорируют тот факт, что стратегические запасы вооружений, амуниции и продовольствия, необходимые для оснащения многомимиллионной армии, давно исчерпаны, а российская промышленность уже никогда не будет в состоянии произвести необходимое количество вооружений и амуниции.
Сохраняющаяся ставка на всеобщую мобилизацию делает бессмысленными даже скромные попытки модернизировать Вооруженные силы хотя бы частично. В соответствии с принятой в 2003 году "Федеральной целевой программой перехода к комплектованию воинских должностей военнослужащими, проходящими военную службу по контракту" к 2008 году контрактниками должны быть укомплектованы 80 частей и соединений (из них 72 — в Вооруженных силах, общей численностью 144 тысяч сержантcких и солдатских должностей ).
Из плана реформы следует, что отныне в рамках Вооруженных сил будут сосуществовать две армии. Одна элитная, состоящая из частей и соединений постоянной готовности, в которых все военнослужащие заняты исключительно боевой подготовкой и не отвлекаются на хозяйственные работы, а другая, по-прежнему комплектующаяся по призыву, неэффективная и бессмысленная, похожая на тюрьму. В принципе с такой ситуацией можно было бы смириться (хотя понятно, заряд какого внутреннего напряжения она неизбежно в себе несет), если бы было ясно, что «полков нового строя» должно становиться все больше, а «обычных» частей — все меньше, и так до полного исчезновения последних. Но нет, этого не произойдет. "Обязательный призыв в армию останется всегда", упорно твердит министр обороны.
Это означает, что даже с появлением укомплектованных контрактниками соединений Министерству обороны нет никакой нужды менять концепцию обороны государства и массовой армии. Стало быть, оправдывается уродливая структура офицерского корпуса, когда полковников больше, чем лейтенантов: должен же кто-то командовать дивизиями резервистов. И не придется ничего менять в системе военного образования, если офицеры должны давать призывникам лишь самую элементарную военную подготовку. Сохраняются «мобмощности», мешающие промышленным предприятиям работать эффективно и обеспечивающие этим предприятиям небескорыстную опеку чиновников Министерства обороны. Такая армия никогда не будет профессиональной, вне зависимости от того, какое число контрактников будет в ней служить.
Согласившись с необходимостью появления института профессиональных сержантов, военное ведомство не озаботилось созданием специальных учебных заведений для их подготовки . Все свелось к тому, что выпускникам обычных учебок, которые отслужили всего-то несколько месяцев, «настойчиво» предлагают подписать контракт. Разумеется, эти сержанты, не имея ни специальных знаний, ни опыта, не смогут подчинить себе ровесников, которые прослужили ровно столько же. Таким же образом — путем угроз и нажима — формируются целые контрактные части .
Наконец, совершенно очевидно, что новой армии нужен новый офицер: человек, посвятивший себя постоянному совершенствованию в военной профессии, получивший необходимое гуманитарное образование, чтобы стать настоящим лидером. Но реформа военного образования предполагает движение в прямо противоположном направлении: период обучения будет сокращен с пяти до четырех лет. Делается это с целью лишить будущих офицеров диплома о «гражданском» высшем образовании и тем самым удержать их в армии. При этом в Министерстве обороны делают вид, что не понимают, насколько снизится уровень тех, кто выбрал офицерскую профессию.
Из слов министра обороны прямо следует, что одновременно с созданием частей и соединений постоянной готовности, укомплектованных контрактниками, военное ведомство намерено добиваться отмены большинства отсрочек от службы в Вооруженных силах. «У нас сейчас действует 29 отсрочек от призыва. Тут мы мировые рекордсмены, — сообщает Сергей Иванов. — Но ряд отсрочек, на мой взгляд, подлежит пересмотру и отмене» . То есть отсрочки отменят до, а сроки службы сократят после формирования из контрактников частей постоянной готовности: «К 1 января 2008 года мы должны перевести на контракт только по линии Минобороны 144 тысячи должностей солдат и сержантов. Я никогда не говорил, что мы будем переводить на контракт всю армию. Части боевой готовности — первый шаг. И только после этого можно будет реально говорить о сокращении срока по призыву с двух лет до 12 месяцев» . И только в том случае, если военные будут удовлетворены состоянием этих частей.
Если отменить отсрочки не удастся (в начале 2005 года Министерство обороны было вынуждено отступить: в ситуации, когда страну сотрясали митинги протеста против монетизации льгот, власть решила не раздражать граждан), Иванов обещает кардинально сократить количество военных кафедр . Минобороны намерено призывать в армию не студентов, а выпускников вузов.
Хотя призывная система устарела, никоим образом не соответствует уровню развития военной техники и является тяжелым бременем для экономики страны, высший российский генералитет борется за сохранение этой системы, руководствуясь своими корыстными интересами. Пусть Владимир Путин и Сергей Иванов считают российских генералов «военными профессионалами» — сами отечественные военачальники прекрасно знают цену собственному профессионализму. На самом деле они умеют призвать огромное количество людей, организовать их самое примитивное военное обучение, а потом использовать эти огромные массы, заменяя перемолотые в первом бою дивизии свежими. Так Советский Союз воевал шесть десятилетий назад, так, убеждают нас, Россия собирается воевать завтра. Мышление отечественных военачальников — классическое мышление милитаристов, как его описывает Альфред Вагтс: “Большинство милитаристов, будучи в политике консерваторами, являются по своей философии антиматериалистами. Они всегда предпочитают расходовать людей, экономя на материалах» . Поэтому по определению обречены на провал любые попытки верховного главнокомандующего и министра обороны заставить военачальников заботиться о жизни и здоровье нижних чинов.
Российские генералы отдают себе отчет в том, что никакой другой армией они командовать не могут — только массовой призывной. И поэтому всеми силами препятствуют реформе Вооруженных сил и их модернизации. Защищая военный призыв, они защищают последний сохранившийся элемент советской тоталитарной системы, унаследованный ею от самодержавия. Отказ от призыва означал бы окончательный отказ от государственного «тягла», военная служба постепенно превращалась бы в профессию, которую можно свободно выбирать.
Совершенно очевидно, что массовая мобилизационная армия, право сохранить которую отстояло российское военное ведомство, не отвечает ни потребностям обороны, ни возможностям страны, ни ее социальным условиям. Государство в настоящее время расходует огромные средства на институт, который решительно не способен выполнять функции, для которых предназначен. Более того, Вооруженные силы превратились в острейшую социальную проблему: в мирное время российская армия просто перемалывает и калечит мужское население страны.
Этот внутренний кризис, превративший Вооруженные силы в острейшую социальную проблему, в принципе преодолим. Если в начале 90-х еще можно было спорить о том, с чего следует начинать реформу, то сегодня очевидно, что ее основой должен стать отказ от призывной системы. Как переходить к профессиональной армии, хорошо известно: этим путем тридцать лет назад прошли американцы, а два года назад — французы. Становой хребет такой армии — профессиональные унтер-офицеры. Именно сержанты, авторитет которых обеспечивается и опытом, и военным мастерством, должны поддерживать дисциплину в казарме. Второе важнейшее направление реформы — кардинальное изменение системы военного образования и условий прохождения службы офицерами. Российский офицер, находящийся сегодня в положении крепостного, должен перестать быть ничтожным, не имеющим права на инициативу винтиком военной машины; его перемещения по службе должны быть совершенно прозрачны, а назначения на вышестоящие должности должны проходить на конкурсной основе. Третье — создание эффективной системы гражданского контроля. Она предполагает Министерство обороны, состоящее из гражданских чиновников, и открытый детализированный военный бюджет, формируемый и контролируемый Государственной думой. Четвертое — упорядочение структуры и уменьшение численности войск. Одновременно необходимо решительно демилитаризировать все ведомства (за исключением собственно Министерства обороны), которые имеют в своем составе военные части.
Но руководители страны обнаруживают поразительное доверие к генералитету, неоднократно уличенному в небескорыстном вранье . И этот пиетет перед военным истеблишментом характерен отнюдь не только для хозяев главных кремлевских кабинетов, но и для российской элиты в целом. «Общество и парламент все еще в преобладающей мере находятся в плену традиционного преклонения перед священной коровой "обороны и безопасности". Позицию любого министерства, отрасли и отдельного чиновника могут подвергнуть критике и пересмотру, но только не планы Минобороны и других "силовых" ведомств (оборонный бюджет ежегодно изменяется Думой не более чем на 0,5-1%)», — писал Алексей Арбатов, занимавший в 1995-1999 гг. пост заместителя председателя комитета по обороне Государственной думы, сетуя на сохраняющуюся закрытость военного бюджета .
Но этим иррациональная сила воздействия военных представлений и подходов на российскую власть не исчерпывается. На официальном уровне многократно заявлялось, что вероятность широкомасштабной войны исключена, и все же любой конфликт, любую кризисную ситуацию в Москве предпочитают рассматривать через призму не существующего в действительности военного противостояния. Вспомним, как после трагедии и позора Беслана Владимир Путин вдруг заявил, что террористам помогают некие коварные внешние силы. Они, по словам президента, полагают, что Россия, как одна из крупнейших ядерных держав мира, еще представляет для кого-то угрозу. «Поэтому эту угрозу надо устранить, — заключил Путин. — Терроризм — это, конечно, только инструмент для достижения этих целей» . Похожим образом реагирует Москва и на неприятные для нее события на постсоветском пространстве. Потеря влияния в Грузии и на Украине интерпретируется как угроза безопасности России. Очевидно, что российская политика на постсоветском пространстве не особенно успешна: ряд бывших республик Советского Союза стремятся интегрироваться в Евросоюз и НАТО. Глубокий кризис СНГ крайне неприятен Кремлю, но он не означает военной угрозы России.
Тем не менее, свое недовольство Москва внятно высказывает исключительно в вопросах, связанных с российским военным присутствием в бывших республиках СССР. Ни от обладания базами в Грузии, ни от возможности Черноморского флота базироваться в Севастополе безопасность России не зависит. Однако Кремль втягивается в длительные и бессмысленные конфликты, идет на экономические уступки с единственной целью — сохранить военное присутствие, несмотря на то, что оно давно потеряло собственно оборонное значение.
Вообще любые неудачи во внешней политике трактуются только как военное поражение от превосходящих сил глобального противника, в котором без труда можно угадать США и Запад в целом. Всякое поражение, даже если оно обусловлено очевидными внутренними причинами — прежде всего неэффективностью пресловутой «вертикали власти», — предлагается воспринимать как доказательство внешней угрозы.
Еще одним проявлением глубоко милитаризированного сознания современных российских руководителей является представление о военной силе как об абсолюте и панацее. Десятки раз в самых разных обстоятельствах Владимир Путин и его приближенные объясняли свои неудачи именно отсутствием военной силы. Наиболее ярко это продемонстрировала путинская реакция на Беслан: «Мы... проявили слабость. А слабых — бьют. Одни хотят оторвать от нас кусок «пожирнее», другие им помогают. Помогают, полагая, что Россия — как одна из крупнейших ядерных держав мира — еще представляет для кого-то угрозу. Поэтому эту угрозу надо устранить. И терроризм — это, конечно, только инструмент для достижения этих целей» .
Упоминание о ядерном факторе многим показалось тогда неизжитым пережитком «холодной войны». На самом деле, оно напрямую связано с уверенностью российского президента в том, что военная сила — определяющий критерий мощи и влиятельности государства. При этом он прекрасно отдает себе отчет в слабости российских сил общего назначения. В этих обстоятельствах лишь те шесть тысяч ядерных боеголовок, которыми располагает сегодня Москва, превращаются в представлении Владимира Путина в единственный фактор, который уравнивает Россию с Соединенными Штатами, самой мощной мировой державой. И Кремль исходит из того, что ядерный паритет с США подкрепляет российскую позицию даже в вопросах, далеких от ядерного сдерживания.
Милитаристские стереотипы преобладают не только во внешней, но и во внутренней политике. Буквально с первых дней своего пребывания в Кремле Путин стал строить государство, которым, как ему казалось, можно идеально управлять, — он начал создавать пресловутую вертикаль власти. Путин представлял себе наилучшую модель управления Россией как строго иерархическую систему, подобную армейской. На вершине пирамиды — президент, он же верховный главнокомандующий, а ниже уровень за уровнем занимают исполнительные и преданные чиновники, способные довести волю высшего руководителя до каждого уголка огромной страны. По сути, введение этой системы означает, что власть в России по-прежнему строится по военно-феодальному принципу: власть в представлении властителя безраздельна. Вся практика путинского режима, который низвел парламент и судебную власть до роли марионеток, свидетельствует: принцип разделения властей рассматривается как ересь, а принцип единоначалия распространяется и на политическую систему государства.
Разрыв между реальностью и мифологизированными представлениями о ней может привести к совершенно неадекватной трактовке происходящего, может в итоге подвигнуть на любую авантюру — и она-то и обернется развалом России, которым так любят пугать кремлевские политтехнологи.
Результатом как внутренней деградации Вооруженных сил, так и кардинальных изменений в международной обстановке стало то, что российская армия объективно не может обеспечивать безопасность государства, то есть делать то, ради чего она вроде бы существует.
Но власть продолжает делать вид, что не видит этого глубочайшего кризиса, и уверять, что достаточно дать еще больше денег военным, закупить новую технику и вооружения — и дело пойдет на лад. Очевидно, что сегодняшней власти армия нужна вовсе не для обороны страны, а для решения совершенно иных задач. И для их решения идеальна именно архаичная нереформированная армия.
По армейской модели проводится как внутренняя, так и внешняя политика. Путин и его окружение намерены модернизировать Россию «сверху», опираясь исключительно на административный ресурс. При таком подходе население страны уподобляется солдатам, во имя победы обязанным слепо выполнять приказ, а любой, кто рискует высказывать сомнения в правильности и обоснованности приказа, объявляется либо трусом и паникером, либо вражеским агентом.
Армейской остается и приемлемая для значительной части россиян модель социальных отношений — подчинение младших старшим в соответствии с должностью и званием. Наконец, признание существующей армии правильной и необходимой служит легитимизации путинского режима и милитократии. Естественно, что окружающий мир воспринимается не иначе как стан врагов России. Руководители государства по-прежнему рассматривают большую часть иностранных государств в качестве потенциальных противников. Эти взгляды они не без успеха навязывают и населению. Милитаризм превратился в важнейший элемент российской самоидентификации: история, от древней до новейшей, преподносится как череда победоносных оборонительных войн, превративших Россию в огромную могущественную державу.
Российский милитаризм поменял среду обитания. Теперь он выражается не столько в избыточных военных приготовлениях и особом влиянии военных на власть, сколько в стереотипах мышления элиты, и отчасти народа. Страна, в течение трех веков не знавшая иной организации, кроме военной, считает ее правильной и единственно возможной. Сама же армия в данном случае — скорее символ милитаризма, чем его источник и оплот. Такой «гражданский милитаризм» является одним из главных препятствий на пути модернизации.
Цымбал В.: Тезисы выступления на семинаре
Предыстория вопроса. Советский период.
1. Попытка проведения радикальной военной реформы в РФ в начале 90-х годов. Решения, принятые в 1992 году Верховным Советом РФ, Военным Советом Минобороны, Правительством и Президентом РФ. Две основные противоборствующие силы:
1) управленческие органы Минобороны России, сформированные на базе Минобороны СССР
2) демократически настроенное общество. Формы явной и скрытной борьбы. Отступление от стратегически верных, своевременно принятых, но безобразно осуществлявшихся решений. Таблицу основных действий государства и общества можно найти на сайте ИЭПП.
2. Перенесение противоборства по вопросам военной реформы в Государственную Думу, образованную в соответствии с новой Конституцией РФ. Начало первой Чеченской кампании и плохо организованное руководство её проведением. Ужесточение условий военной службы. Уклонение офицеров от повседневной заботы о личном составе. Дедовщина. Рост страха перед военной службой. Падение всех мотиваций. Новая борьба демократических сил и правозащитников — за расширение перечня причин для отсрочек и освобождений от военной службы. Появление третьей силы — структур, паразитирующих на противоправном предоставлении отсрочек и освобождений. Рост количества причин для освобождений и отсрочек до несуразных размеров. Негативное воздействие их как на военную организацию, так и на общество.
3. Вторая бездарная попытка решения проблемы комплектования военной организации в рамках военной реформы, осуществляемой самими «силовиками», — Указ Президента РФ 1996 года.
4. Третий виток реформы системы комплектования — в соответствии с указами и поручениями нового Президента РФ. Рациональные принципы, заложенные в «Основах государственной политики РФ по военному строительству на период до 2010 года» и их лишь частичное выполнение в ФЦП перехода на контракт.
5. Бойкот военачальниками поручения Правительства РФ о подготовке законопроекта и других действиях, направленных на реализацию идеи сокращения продолжительности службы по призыву. Замена рациональных действий деструктивными предложениями. Инициативы, будоражащие общество.
6. Нарушения научно обоснованных принципов перехода на контракт. Частичные успехи и множество негативных фактов, подрывающих уверенность.
7. Сложившаяся ситуация: служба по призыву в военной организации РФ по-прежнему отпугивает; служба по контракту всё ещё недостаточно привлекательна. После 2008 года, как результат резкого спада рождаемости в начале 90-х годов, начнётся демографический обвал вхождения юношей в призывной возраст. Противоправные структуры продолжают наживаться на отсрочках и, если реформа системы комплектования не удастся, увеличат свои «ставки».
8. В то же время во всём цивилизованном мире идёт процесс либо полного отказа от призыва, либо сохранения её на минимальный срок и в таком виде, при котором не нарушаются основные права человека. В частности, денежное довольствие солдата, призванного на военную службу в нынешней Германии, превосходит денежное довольствие нашего контрактника, он систематически навещает свою семью, пользуется всеми благами цивилизации и т.д.
Рекомендации
1.Ни в коем случае не ставить во главу требований молодёжи борьбу за сохранение всех нынешних отсрочек от военной службы. Это на руку коррупционерам и чиновникам, ведущим дело к демонстрации неосуществимости перехода и, как следствие, к отказу Президента РФ от объявленного им в «Основах» замысла — перевести на контракт все воинские части постоянной готовности и несущие боевое дежурство, сохранив призыв на существенно сокращённый срок лишь для подготовки военно-обученного ресурса (резерва).
2.Добиваться от Минобороны и Государственной Думы рациональной последовательности действий: вначале должен быть принят закон о предстоящем сокращении с 01.01.08 срока и изменении назначения службы по призыву, затем, если это будет доказательно обосновано, возможна речь об отмене некоторых отсрочек.
3.Поскольку грядущий демографический обвал является общей бедой для всех сфер (и образования, и гражданской экономики, и военной службы), закон об отмене отсрочек должен быть подвергнут обязательной общественной экспертизе. Рациональный путь решения проблем экономики (а она уже сейчас становится экономикой Знаний) и военной безопасности состоит в поиске путей совмещения учёбы с обучением граждан военному делу на случай войны. В мирное время обороноспособность страны должна обеспечиваться только теми военнослужащими, которые служат добровольно. Для этого надо ввести соответствующую систему материальных и моральных стимулов, делающих такую службу безусловно привлекательной.
4.Расходы на стимулирование контрактников окупятся, поскольку, как показали расчёты, боеспособность воинских частей, укомплектованных контрактниками, в полтора раза выше той боеспособности, которая наблюдается при службе по призыву. Это означает, что численность военной организации может быть сокращена почти в полтора раза, причём не только солдат, матросов, сержантов и старшин, но и офицерского состава. А это сулит не дополнительные расходы, а направление дополнительных средств на оснащение оставшихся воинских частей современным оружием.
Молодежное движение ДА!
29.08.2006
|
|